Неточные совпадения
Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы
бесконечные источники
любви.
Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность
любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной женщины к другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство — истинная
бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство; секрет этой бесконечности — только в невозможности достигнуть цели, то есть конца.
Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила
любовь, сердце одного заключало
бесконечные источники жизни для сердца другого.
При вопросе: где ложь? в воображении его потянулись пестрые маски настоящего и минувшего времени. Он с улыбкой, то краснея, то нахмурившись, глядел на
бесконечную вереницу героев и героинь
любви: на донкихотов в стальных перчатках, на дам их мыслей, с пятидесятилетнею взаимною верностью в разлуке; на пастушков с румяными лицами и простодушными глазами навыкате и на их Хлой с барашками.
Та неувядающая и негибнущая
любовь лежала могуче, как сила жизни, на лицах их — в годину дружной скорби светилась в медленно и молча обмененном взгляде совокупного страдания, слышалась в
бесконечном взаимном терпении против жизненной пытки, в сдержанных слезах и заглушенных рыданиях…
Любовь будет удовлетворять лишь мгновению жизни, но одно уже сознание ее мгновенности усилит огонь ее настолько, насколько прежде расплывалась она в упованиях на
любовь загробную и
бесконечную»… ну и прочее, и прочее в том же роде.
Да и совершить не может совсем такого греха великого человек, который бы истощил
бесконечную Божью
любовь.
Тогда лишь и умилилось бы сердце наше в
любовь бесконечную, вселенскую, не знающую насыщения.
Ни тени черного воспоминания, ни малейшего темного предчувствия — молодость, дружба,
любовь, избыток сил, энергии, здоровья и
бесконечная дорога впереди.
Все учение Христа проникнуто
любовью, милосердием, всепрощением,
бесконечной человечностью, которой раньше мир не знал.
В язычестве было подлинное откровение Божества, точнее, откровение мировой души, но открывалась там лишь
бесконечная божественная мощь; смысл оставался еще закрытым, и религия
любви еще не явилась в мир.
Покинув привычный насмешливый тон,
С
любовью, с тоской
бесконечной,
С участием брата напутствовал он
Подругу той жизни беспечной!
Сестры с тою же неисчерпаемой
любовью пишут ко мне… Бароцци с женой Михаилы отправились купаться в Гельсингфорс. Михайло с одной сестрой Варей остался на
бесконечных постройках своих.
Это
любовь к себе, к своему прекрасному телу, к своему всесильному уму, к
бесконечному богатству своих чувств.
Отчего Гомеры и Шекспиры говорили про
любовь, про славу и про страдания, а литература нашего века есть только
бесконечная повесть «Снобсов» и «Тщеславия»?
Христианство признает
любовь и к себе, и к семье, и к народу, и к человечеству, не только к человечеству, но ко всему живому, ко всему существующему, признает необходимость
бесконечного расширения области
любви; но предмет этой
любви оно находит не вне себя, не в совокупности личностей: в семье, роде, государстве, человечестве, во всем внешнем мире, но в себе же, в своей личности, но личности божеской, сущность которой есть та самая
любовь, к потребности расширения которой приведена была личность животная, спасаясь от сознания своей погибельности.
«Дети — насельники земли до конца веков, дети Владыки Сущего, бессмертны они и наследники всех деяний наших — да идут же по зову чистых сердец своих в
бесконечные дали времён, сея на земле смех свой, радость и
любовь!
Тридцать пять лет и мечта об ослепляющей красоте, осенний грустный холод и вся роскошь
бесконечного блаженства
любви, даже не споря между собою, ужились в ее существе.
Пришедши в свой небольшой кабинет, женевец запер дверь, вытащил из-под дивана свой пыльный чемоданчик, обтер его и начал укладывать свои сокровища, с
любовью пересматривая их; эти сокровища обличали как-то въявь всю
бесконечную нежность этого человека: у него хранился бережно завернутый портфель; портфель этот, криво и косо сделанный, склеил для женевца двенадцатилетний Володя к Новому году, тайком от него, ночью; сверху он налепил выдранный из какой-то книги портрет Вашингтона; далее у него хранился акварельный портрет четырнадцатилетнего Володи: он был нарисован с открытой шеей, загорелый, с пробивающейся мыслию в глазах и с тем видом, полным упования, надежды, который у него сохранился еще лет на пять, а потом мелькал в редкие минуты, как солнце в Петербурге, как что-то прошедшее, не прилаживающееся ко всем прочим чертам; еще были у него серебряные математические инструменты, подаренные ему стариком дядей; его же огромная черепаховая табакерка, на которой было вытиснено изображение праздника при федерализации, принадлежавшая старику и лежавшая всегда возле него, — ее женевец купил после смерти старика у его камердинера.
И Фофочка и Лелечка — все переплелось, перепуталось в этой
бесконечной сети
любвей и ненавистен, которую нерукотворно сплела семейная связь.
Виноват ли смертный, если Небо, открывая для Монаршей добродетели поле
бесконечное, полагает границу нашей
любви, признательности, самому удивлению; если, даруя Своим орудиям некоторую часть прав Своих, оставляет нас, обыкновенных людей, в тесном кругу человечества?
Бирюзовый цвет воды, какого она раньше никогда не видала, небо, берега, черные тени и безотчетная радость, наполнявшая ее душу, говорили ей, что из нее выйдет великая художница и что где-то там за далью, за лунной ночью, в
бесконечном пространстве ожидают ее успех, слава,
любовь народа…
Дульчин. О, если ты жива для других, так жива и для меня. Ты не можешь принадлежать никому, кроме меня; ты слишком много любила меня, такая
любовь не проходит скоро, не притворяйся! Твоя
бесконечная преданность дала мне несчастное право мучить тебя. Твоя любящая душа все простит, и ты опять будешь любить меня и приносить для меня жертвы.
Анатоль между тем начинал чувствовать усталь от своей
любви, ему было тесно с Оленькой, ее вечный детский лепет утомлял его. Чувство, нашедшее свой предел, непрочно,
бесконечная даль так же нужна
любви и дружбе, как изящному виду.
Из всех униженных и оскорбленных в романе — он унижен и оскорблен едва ли не более всех; представить, как в его душе отражались эти оскорбления, что он выстрадал, смотря на погибающую
любовь свою, с какими мыслями и чувствами принимался он помогать мальчишке-обольстителю своей невесты, какие
бесконечные вариации
любви, ревности, гордости, сострадания, отвращения, ненависти разыгрывались в его сердце, что чувствовал он, когда видел приближение разрыва между своей невестой и ее любовником, — представить все это в живом подлинном рассказе самого оскорбленного человека, — эта задача смелая, требующая огромного таланта для ее удовлетворительного исполнения.
Потом пелись другие грустные песни, но Чистяков не слышал их, и все в нем трепетало от
бесконечной жалости к себе, который весь день без устали трудился, к кому-то безличному, большому, нуждавшемуся в покое,
любви и тихом отдыхе.
Милый, дорогой отец! Я никогда не отплачу тебе такою же
бесконечной, беззаветной
любовью, какой ты окружил меня. Я дурная, злая девочка! Я это знаю… Мне никогда не быть похожей на ту, которая была твоим утешением, никогда я не заменю тебе маленькой, давно умершей кузины, сходство с которой ты находишь во мне…
Эта приемная дочь — Люда, лучшая… нет, единственная подруга безвременно умершей родной дочери князя Георгия — Нины, та самая Люда Влассовская, которой Нина посвятила в своем дневнике многие страницы, исполненные горячей
любви и
бесконечной дружбы…
Обнять бы ее скорей, увезти бы из скучного скита на новую жизнь, на счастье, на радость, на
любовь бесконечную!..
Вот истинная бентамовская «моральная арифметика»!.. И всюду она в статьях Толстого: всюду призыв к уму, к логике. Это удручающее «стоит только понять», эти
бесконечные доказательства счастья в
любви,
бесконечные рассуждения о
любви. И хочется напомнить Толстому то, что сказал еще Николенька Иртеньев: «жалкая, ничтожная пружина моральной деятельности — ум человека!» И хочется спросить: неужели евангелие выиграло бы в силе, если бы было написано не в четырех «брошюрах», а в сотне?
Брак и семья принадлежат объективации человеческого существования,
любовь же принадлежит
бесконечной субъективности.
Любовь, как было уже сказано, не принадлежит миру объективации, объективированной природы и объективированному обществу; она приходит как бы из другого мира и есть прорыв в этом мире, она принадлежит
бесконечной субъективности, миру свободы.
Любовь к Богу должна быть
бесконечной, но когда она превращается в
любовь к отвлеченной идее Бога, то она истребительна в своих последствиях.
Но и наоборот, человек может пожертвовать несомненной ценностью своей свободы и своего дела в мире, ценностью семьи и ценностью сострадания к людям во имя
бесконечной ценности
любви.
Те месяцы, которые протекли между выпускным экзаменом и отъездом в Казань с правом поступить без экзамена, были полным расцветом молодой души. Все возраставшая
любовь к сестре, свобода, права взрослого, мечты о студенчестве, приволье деревенского житья, все в той же Анкудиновке, дружба с умными милыми девушками, с оттенком тайной влюбленности, ночи в саду, музыка,
бесконечные разговоры, где молодость души трепетно изливается и жаждет таких же излияний. Больше это уже не повторилось.
Любовь по учению Христа есть сама жизнь; но не жизнь неразумная, страдальческая и гибнущая, но жизнь блаженная и
бесконечная. И мы все знаем это.
Любовь не есть вывод разума, не есть последствие известной деятельности; а это есть сама радостная деятельность жизни, которая со всех сторон окружает нас, и которую мы все знаем в себе с самых первых воспоминаний детства до тех пор, пока ложные учения мира не засорили ее в нашей душе и не лишили нас возможности испытывать ее.
"Любите меня: вы знаете, что мне нужна
любовь". Вот она, вся тут в своем письме! В нем нет никакого содержания. Но отчего же у меня захватывает дух, когда я его читаю? Не оттого ли, что каждое его слово проникнуто непоколебимой силой… чего, я не знаю… пожалуй, хоть мистицизма, ложных мечтаний, чего хотите! Да, каждое слово проникнуто… Она живет призраками, но с ними и умрет, я же нашла принцип, a кроме тоски и
бесконечных вопросов у меня ничего нет, ничего!
В письме к немцу она показала всю
бесконечную глубину своей картофельной
любви.
И в ту минуту, когда я всего менее этого ожидал, она сдернула вуаль, и моим глазам предстало лицо ее, моей
любви, моей мечты, моей
бесконечной и горькой муки. Оттого ли, что всю жизнь я прожил с нею в одной мечте, с нею был молод, с нею мужал и старился, с нею подвигался к могиле — лицо ее не показалось мне ни старым, ни увядшим: оно было как раз тем, каким видел я в грезах моих, бесконечно дорогим и любимым.